Источник: ТАСС
Глава Минприроды России рассказал в интервью ТАСС о том, чем Россия и Африка схожи в вопросах изучения недр, о преимуществе отечественной геологической школы и главенстве принципов экологической и социальной направленности инвестиционных проектов в сотрудничестве России и Африки.
– Дмитрий Николаевич, в рамках саммита «Россия – Африка» и прошедшего в его рамках экономического форума вами было проведено большое количество встреч с представителями стран Африки. Как вы можете охарактеризовать их итоги? Можно ли говорить, что после саммита будет расширено присутствие российских компаний на Африканском континенте?
– Саммит и форум призваны трансформировать исторический капитал в конкретные экономические проекты. Мы просто возвращаемся к старым, добрым и теплым отношениям, которые у нас традиционно сложились.
Потенциал Африки огромен. С 60-х годов XX века множество наших специалистов трудится на континенте. Открытая советскими геологами ресурсная база до сих пор формирует основу экономики Африканского континента.
Я со стороны России возглавляю межправкомиссии с ЮАР, Анголой, Зимбабве, Гвиней и Суданом. Ведется большая работа и уже имеются знаковые проекты: РУСАЛ в Гвинее по добыче бокситов, АЛРОСА в Анголе по добыче алмазов, к числу новых можно отнести вхождение АЛРОСы в Зимбабве, проект компании Ренова по добыче марганца в ЮАР.
– Страны Африки выражают заинтересованность в том, чтобы российские компании приходили в геологоразведочные проекты их стран? И есть ли интерес среди российских компаний заниматься геологоразведкой в Африке?
– В ходе открытых дискуссий и встреч с лидерами африканских стран, министрами и главами компаний отмечалось, что у России накоплен огромный потенциал в плане изучения минерально-сырьевой базы, применения новейших технологий в геологоразведке и имеются компетенции в плане подготовки кадров. Африканские страны, прежде всего, нуждаются в систематизации геологической информации для оценки ресурсного потенциала и вовлечения его в экономический оборот. Здесь безусловный приоритет у Росгелогии, которая активно выходит на африканский рынок, используя наработки советской Зарубежгеологии, которая сейчас стала частью Росгеологии.
Практически с каждой страной, которую я перечислил выше, и с другими странами Африки у Росгеологии есть договоренности о совместной работе. Но все сегодня должны четко понимать, что истории, подобные тем, что были в Советском Союзе, когда мы сами оплачивали проживание и работу геологов, геофизиков и других специалистов за рубежом, по большому счету невозможны. Сегодня мы живем в рыночных отношениях и рыночной экономике, поэтому немногие страны могут себе позволить заказать такие работы.
Но, о чем бы мы ни говорили, речь не только о деньгах: речь идет о людях в первую очередь, о тех проблемах, которые существуют на Африканском континенте. Мы видим, что сейчас Африка очень изменилась. Сегодня жители континента понимают, что им нужно выбрать вектор развития самим. И, на мой взгляд, они очень правильно его выбирают: формируют определенные компетенции, обучают специалистов, создают добавленную стоимость собственной продукции. Они смотрят на мир, на то, как мир развивается, и в этом плане Россия – тоже пример.
– Что конкретно мы можем предложить странам Африки в этой области?
– Мы можем предложить наши практики, технологии и наших специалистов. И, конечно же, взять их ребят на обучение в наши вузы, потому что очень важно, чтобы молодые специалисты из Африки получили хорошие знания по востребованным специализациям. А в области геологии, разведки и добычи полезных ископаемых, я думаю, Россия лучшая.
Некоторые компании уже готовят специалистов под свои конкретные предметные требования: например, РУСАЛ выделил более 100 стипендий для студентов из Гвинеи, поскольку планирует расширять свое присутствие в этой стране.
В рамках межправкомиссий мы также проводим бизнес-форумы, куда приглашаем наши компании, рассказываем, какую работу проводим в странах Африки. В результате, получаем обратную связь, бывают неожиданные отклики. Например, девелоперские компании выражают желание войти в нефтегазовые или алмазные проекты на Африканском континенте. Компаний, которые хотят работать в Африке, довольно много.
— А “Росгеология” не планирует расширять географию присутствия в Африке с учетом, что потенциал роста на российском рынке у компании ограничен?
— Потенциал роста “Росгеологии” нельзя назвать ограниченным. Новое руководство предпринимает действия для того, чтобы работать не только за бюджетные деньги, но и выполнять подряды крупных добычных российских компаний. Что касается расширения географии присутствия “Росгеологии” в странах Африки, то да, востребованность специалистов нашей геологической школы будет только возрастать — пропорционально разведке и освоению новых месторождений.
— Территория российской Арктики, так же как и Африки, изучена довольно слабо. Что, на ваш взгляд, можно сделать, чтобы увеличить темпы геологоразведки в регионе и привлечь новых инвесторов?
— Определенная “схожесть” Африки и Арктики заключается в том, что оба региона характеризуются чрезвычайными климатическими условиями и трудной доступностью запасов минерального сырья. Что касается привлечения инвесторов, в первую очередь их интересует стабильность — законодательства, четкое обозначение и следование правилам игры. Инвестор сегодня очень разборчив и пойдет только туда, где ему будет комфортно работать и понятно, куда ему двигаться дальше.
Сейчас проекты по разведке и добыче полезных ископаемых в Арктике не могут быть маржинальными или востребованными без финансовой поддержки государства.
— Минприроды поддерживает, чтобы “Росгеология” стала специальной госкомпанией с функциями координации работы недропользователей на шельфе Арктики?
— Шельф Арктики — большая территория. Речь идет не просто о гектарах площадей, а о грамотном освоении арктического шельфа. Для этого необходимо обеспечение условий для соискателей, которые выражают готовность работать в этом регионе. Наряду с поддержкой госкомпаний необходимо развивать рыночные отношения, конкуренцию, которая будет способствовать повышению эффективности в освоении ресурсного потенциала арктических территорий. Когда мы создаем специальные госструктуры, такую, например, как ППК “Российский экологический оператор” (РЭО), для формирования новой отрасли переработки твердых коммунальных отходов — тут нужна господдержка. Но для работ, о которых мы говорим, рынок в стране уже сформирован, поэтому не вижу необходимости тратить государству большие деньги. Но есть разные мнения, иногда спорим, но выступаем за конструктив и обоснованность решений.
— Но, чтобы была конкуренция, надо снимать мораторий на выдачу новых лицензий на шельфе Арктики. Такая работа сейчас идет?
— Внимательно изучаем опыт наших соседей, которые действуют на арктическом шельфе. В качестве примера хочу привести Норвегию. Безусловно, у нас свой путь, но тем не менее, с учетом опыта, мы стремимся выработать оптимальные условия, которые бы способствовали и привлечению инвесторов, и повышению эффективности их работы, в том числе экологической ответственности. Арктика — это хрупкая экосистема. Когда мы первоначально устанавливали правила вхождения на этот рынок, мы отмечали, что компании должны обладать необходимыми компетенциями, финансовыми и современными технологическими разработками. По вопросу созданы различные комиссии, рабочие группы. Мы обсуждаем эти темы.
— Кто должен выполнять работу по обоснованию дальнейшей успешной работы компаний на участках на шельфе Арктики?
— Это совместная работа многих министерств и ведомств, которая должна быть нацелена на обеспечение рационального природопользования при соблюдении повышенных экологических стандартов.
— Разрабатываемые правительством РФ льготы для недропользователей в Арктике могут помочь в повышении инвестиционной привлекательности шельфовых проектов при текущих ценах на нефть?
— Арктика обладает огромным потенциалом. При этом я не могу сказать, что у нас идут споры между ведомствами по вопросу предоставления льгот проектам в Арктике. Наряду с этим я вижу большой потенциал месторождений, расположенных в более традиционных для России территориях добычи углеводородов. Это Западная Сибирь, Татарстан, Башкортостан, Северный Кавказ, где добыча ведется уже давно и создана необходимая инфраструктура. На этих месторождениях мы могли бы с помощью определенной системы налогообложения вести добычу труднодоступных извлекаемых запасов (ТрИЗ) еще 50 лет.
— Какой объем нефти и газа мы сможем добыть на этих месторождениях при условии предоставления адресных налоговых льгот?
— Такой оценки сегодня нет. Мы точно понимаем, что у нас довольно много месторождений, которые требуют отдельного налогового режима. В ответ мы получим наработку новых компетенций, новых научных проектов в части извлечения трудноизвлекаемых запасов.
— В данный момент мы упираемся в то, что в Арктике больше нужны компетенции, чем льготы?
— Мы, как министерство, отвечающее за рациональное использование природных ресурсов и экологии, заинтересованы в том, чтобы проектами, в том числе в Арктике, занимались профессионалы. Для нас важны компетенции. Компаниям же важны льготы.
— Конечно. Все, что мы делаем, мы делаем не для того, чтобы добыть сырье, продать его и получить деньги в бюджет. Мы это делаем для того, чтобы улучшалось благосостояние страны и качество жизни в ней людей. Об этом мы и говорим с нашими африканскими коллегами, когда собираемся совместно реализовывать проекты на территории их континента.